— Круг Первый: Регенерация тканей, — произнес он, и я увидел, как опухоль на руке Ярослава начала спадать.

Мой взгляд невольно задержался на действиях целителей. Я прекрасно знал, что в основе их магии лежит истинное слово «Жизнь». Это знание пришло ко мне из той самой книги, оставленной матерью. Но, как ни странно, несмотря на все мои усилия, мое понимание этого слова оставалось на удивительно низком уровне. Максимум, чего я мог добиться — это ускорить заживление небольшого пореза.

Эта мысль вызвала у меня легкое раздражение.

Ярослав, похоже, заметил мою задумчивость.

— Впечатляет, правда? — произнес он, кивая в сторону целителей. — Знаешь, истинное слово «Жизнь» — одно из самых сложных для понимания.

Я повернулся к нему, скрывая свое удивление за маской легкого интереса.

— Вот как? И почему же?

Левински усмехнулся, явно довольный возможностью продемонстрировать свои знания.

— Видишь ли, «Жизнь» — это не просто слово. Это целая концепция, включающая в себя бесконечное множество процессов и явлений. Понять его — значит постичь саму суть существования, от мельчайшей клетки до сложнейших организмов. Это как пытаться охватить взглядом весь океан, стоя на берегу.

Я кивнул, признавая справедливость его слов. Действительно, жизнь во всех ее проявлениях настолько многогранна и сложна, что уместить все это понимание в одном слове казалось почти невозможным.

— Большинству магов это слово не дается, — продолжил Ярослав, слегка морщась, когда целитель коснулся особенно чувствительного места. — Мне, например, оно тоже не поддается. Но зато, — тут его глаза заблестели, — я обладаю пониманием слова «Смерть».

Эти слова заставили меня насторожиться. Внезапно картина нашего поединка на арене предстала передо мной в новом свете.

— То заклинание на арене… — начал я, но Ярослав уже кивал, подтверждая мою догадку.

— Именно. «Пожиратель душ» основан на истинном слове «Смерть». Впечатляюще, не правда ли?

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Использовать такую силу в тренировочном бою казалось мне верхом безрассудства.

— Это, действительно, мощная сила, — произнес я осторожно. — Но, честно говоря, я бы никогда не рискнул использовать ее в тренировочном поединке. Слишком опасно.

Левински махнул рукой, словно отметая мои опасения.

— Брось, у меня все было под контролем. Я знаю, что делаю.

Я решил не развивать эту тему дальше. Вместо этого я решил перевести разговор в другое русло.

— Кстати, Ярослав, ты ведь уже работаешь в бюро. На какой должности?

Левински выпрямился, явно гордясь своим положением.

— Я младший следователь в первом отделе, который занимается магическими преступлениями, — ответил он. — Честно говоря, я давно бы уже продвинулся выше, но почему-то не дают. Не понимаю, в чем дело, хоть убей. Эти вечно брюзжащие мужики всегда найдут причину, лишь бы не пустить молодых и талантливых туда, где они сидят десятилетиями.

Я едва сдержал усмешку. Причина, по которой Ярославу не давали повышения, была для меня очевидна — его характер явно не располагал к продвижению по службе.

— А ты? — спросил он в свою очередь.

— Я буду внештатным сотрудником бюро, — ответил я.

Ярослав уважительно кивнул.

— Неплохо, очень неплохо. У внештатников больше свободы действий, но меньше вариантов двигаться вверх. Если, конечно, не попадешь на какое-нибудь крупное дело, которое сделает тебе имя и само продвинет дальше.

Повисло небольшое молчание. Целители закончили свою работу и вышли из комнаты, оставив нас одних. Я чувствовал, как Ярослав борется с собой, явно желая что-то сказать.

— Слушай, Максим, — наконец произнес он. — Я, пожалуй, был не прав насчет тебя. Ты оказывается нормальный парень, да еще и магией так лихо владеешь. Так что, мир?

Это признание явно далось ему нелегко, и я оценил его честность.

— Спасибо. Ты тоже не так плох, когда не пытаешься задирать нос. Думаю, мир.

Он усмехнулся, признавая справедливость моих слов.

— Слушай, а ты уважаешь поэзию? — внезапно спросил он.

Этот вопрос застал меня врасплох. В моей памяти всплыли имена поэтов из моего прежнего мира — Пушкин, Лермонтов, Есенин. Россия богата на гениев литературы. Но здесь, в этой версии Российской Империи, их словно и не существовало. Даже император здесь был не Петр, а какой-то из Алексеев Романовых. Какой-то, потому что на моей памяти их было несколько.

— Когда-то нравилась, — ответил я честно. — Но потом как-то стало не до нее.

— Понимаю, — кивнул Ярослав. — Но знаешь, у тебя есть шанс вернуться к этому увлечению. Наследный принц устраивает поэтический бал при дворе через три дня. Такому гостю, как ты — сын министра финансов — там будут рады. Я тоже там буду, — добавил он с хитрой улыбкой. — Там собираются просто потрясающие дамы! Я даже пару стихотворений выучил для такого случая. Если ты понимаешь, о чем я, — подмигнул он мне, подкрутив кончик уса.

Я мысленно усмехнулся. Ловелас, как я и думал. Но идея посетить бал казалась заманчивой — это был шанс познакомиться с молодыми людьми империи, и, возможно, узнать что-то полезное.

Наш разговор прервал звук открывающейся двери. В лазарет вошел Соколов, его лицо выражало смесь удовлетворения и строгости.

— Левински, поздравляю с повышением до шестого ранга, — произнес он без вступлений. — Целители закончили? Отлично! А теперь будь добр, покинь помещение. Мне нужно поговорить с Темниковым наедине.

— Но я хотел узнать ранг Максима… — даже как-то растерялся Ярослав.

Соколов бросил на него суровый взгляд.

— Это нарушение протокола. Хочешь получить взбучку? Иди давай!

Левински, поджав губы, неохотно вышел из лазарета. Как только дверь за ним закрылась, Соколов повернулся ко мне.

— Максим, твой ранг — седьмой, — произнес он тихо. — Но я настоятельно рекомендую не распространяться об этом. Держись четвертого ранга, указанного в документах.

Он протянул мне две бирки — золотую с цифрой семь и серебряную с цифрой четыре.

— Поздравляю с отличным результатом, — добавил он, и в его голосе прозвучала искренняя гордость. — Получить золотую бирку при первом же экзамене… Впрочем, я даже не удивлен, ты отличный ученик, меньшего я не ожидал. Все же я, в том числе приложил к этому руку, а у меня не могло получиться плохо.

Я принял бирки, чувствуя их вес в своей руке. Седьмой ранг из десяти… Да, насколько я знал, чем выше ранг, тем огромнее пропасть до следующего, но тем не менее, это был приличный результат. И я понимал, почему Соколов советовал держать это в тайне.

— Спасибо, учитель, — ответил я, проигнорировав его минутку бахвальства.

Мы покинули лазарет и направились к выходу с полигона. Яркое солнце ослепило меня на мгновение, когда мы вышли наружу. Я уже собирался попрощаться с Соколовым, когда услышал голос, окликнувший меня:

— Господин Темников! Можно вас на минуту?

Я обернулся и на секунду замер. Что могло быть нужно от меня такому человеку?

— Ваше Высочество, — произнес я, склоняя голову в почтительном поклоне.

Принц улыбнулся, его глаза светились живым интересом.

— Я был впечатлен вашим выступлением, господин Темников. Не могли бы мы побеседовать наедине?

Я почувствовал на себе взгляд Соколова — в нем читалось предупреждение быть осторожным. Но отказать принцу было невозможно.

— Конечно, Ваше Высочество, — ответил я. — Для меня это честь.

— В таком случае, предлагаю прогуляться, — указал он в сторону.

Глава 19

Я шел рядом с принцем Андреем Алексеевичем вдоль стен полигона, где недавно прошел мой поединок с Левински.

Принц начал разговор, и его голос звучал неожиданно оживленно для человека его положения:

— Знаете, господин Темников, ваш дед, Владимир Федорович, был поистине выдающимся человеком. Не только блестящий финансист, но и гроссмейстер экстра-класса! И второе гораздо интереснее первого.