Мой взгляд сразу же упал на центр комнаты, где стоял небольшой столик. На нем расположилась шахматная доска, но не простая — я сразу узнал ее. Это был самый дорогой и ценный набор из коллекции дедушки. Доска была изготовлена из редчайшего эбенового дерева, инкрустированного тончайшими пластинами слоновой кости. Каждая клетка была окаймлена тонкой золотой нитью, создавая впечатление, будто доска светится изнутри. Фигуры, вырезанные из цельных кусков черного и белого нефрита, казались живыми в мерцающем свете свечей.
Я помнил, как дедушка рассказывал мне историю этого набора. Он был создан лучшими мастерами империи специально для коронации нынешнего императора. Но император, зная о страсти Владимира Федоровича к шахматам, преподнес этот набор ему в знак особого расположения, так говорили, подробностей я не знал. Меня в целом во многие дела семьи не посвящали, но видимо, дедушка приходился какое-то время наставником императору.
Никогда не видел, чтобы дедушка играл этим набором — он хранил его как величайшую драгоценность.
За столиком сидел Владимир Федорович. Его седые волосы были, как всегда, идеально уложены, а пронзительные голубые глаза внимательно следили за мной. Чуть поодаль, в своем любимом кресле цвета бургундского вина, восседала Валентина Андреевна. Ее осанка была безупречна, как у истинной аристократки, как и всегда.
— Максим, — произнес дедушка, приветливо улыбаясь, — присаживайся. Сыграем партию?
Я кивнул. Это был даже не вопрос, скорее, указание. Что-то подсказывало мне, что эта партия будет не просто игрой, тем более, ранее бабушка при игре не присутствовала.
Сев напротив дедушки, я внимательно посмотрел на доску. Белые фигуры были моими. Я сделал первый ход, передвинув пешку.
— Хороший старт, — одобрительно кивнул дедушка, отвечая симметричным ходом.
Мы играли молча несколько минут, каждый погруженный в свои мысли. Я старался предугадать стратегию дедушки, вспоминая все, чему он меня учил за эти годы. Наконец, после особенно долгого раздумья над ходом, Владимир Федорович нарушил тишину.
— Максим, твой отец прислал письмо.
Я замер, держа коня в руке. Отец никогда не писал, и даже упоминания о нем были редкостью в этом доме.
— Он узнал о твоих успехах в изучении магических искусств, — продолжил дедушка, — И теперь призывает тебя в столицу.
Я опустил коня на доску, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Столица. Мне в любом случае хотелось ее посетить, но я не ожидал, что отец изменит свои убеждения, касательно отосланного незаконнорожденного сына. Я не знал причин этого решения, но предполагал, что как раз все из-за моего статуса. Держать меня вдали было проще всего.
— Когда? — спросил я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
— Через пару дней стоит выехать, — ответила бабушка, впервые вмешавшись в разговор. — Поезд отправляется в следующий вторник.
Я кивнул, обдумывая следующий ход — как в игре, так и в жизни.
— Мы, конечно, не хотели бы тебя отпускать, — продолжил дедушка, его голос звучал мягче обычного. — Но рано или поздно это должно было случиться. Ты вырос, Максим. И теперь пришло время занять свое место в семье, стать тем, кем должно.
— Столица — опасное место, Максим, — сказала бабушка, ее голос, обычно спокойный и строгий, был непривычно взволнованным. — Это настоящая банка с пауками. Каждый ждет момента, чтобы сожрать другого.
— Валентина права, — кивнул дедушка, делая очередной ход. — Постарайся не нажить себе врагов. По крайней мере, в первое время — это может создать проблемы для твоего отца, ведь многие могут захотеть воспользоваться твоей оплошностью.
Я задумался над словами бабушки и дедушки, одновременно анализируя позицию на доске. Сделав ход ферзем, я спросил:
— А что насчет отца? Какие у него планы на меня?
Дедушка и бабушка обменялись взглядами.
— Мы не знаем, какие планы имеет на тебя Николай, — медленно произнес Владимир Федорович. — Твой отец всегда был… особенным человеком. Его планы часто непостижимы даже для нас.
— Даже император порой спрашивает его совета, — добавила бабушка. — Твой отец очень дальновиден, Максим. Возможно, даже слишком.
Отец всегда был для меня загадкой, далекой и недосягаемой фигурой. И вот теперь мне предстояло встретиться с ним лицом к лицу. Не факт, что эта встреча будет теплой.
— Я буду осторожен, — заверил я их, делая очередной ход на доске. — И постараюсь не подвести вас и род Темниковых.
Игра продолжалась, и с каждым ходом я чувствовал, как нарастает напряжение — не только в партии, но и в воздухе вокруг нас. Мы обсуждали детали моего отъезда, советы по поведению в столице, но мой разум был сосредоточен на доске.
Наконец, после долгой и напряженной борьбы, я сделал последний ход.
— Мат, — произнес я, чувствуя, как сердце пропустило удар.
Глаза дедушки широко раскрылись. Он внимательно изучил позицию на доске, словно не веря своим глазам. Даже бабушка привстала со своего кресла, чтобы лучше рассмотреть финальную расстановку фигур.
Владимир Федорович откинулся на спинку стула, и на его лице появилась широкая улыбка.
— Надо же, — произнес он с нескрываемым удивлением и гордостью в голосе. — Я даже не заметил, как ты вырос и обскакал меня, Максим.
— Это лишь одна победа среди тысяч поражений, дедушка, — ответил я, скромно склонив голову.
— Нет, мой мальчик, — покачал головой Владимир Федорович. — Эта победа закрывает все твои поражения. Ты доказал, что готов к новым вызовам. Ну и то, что я неплохой учитель даже в таком возрасте.
С этими словами дедушка начал аккуратно складывать шахматный набор. Я наблюдал за его действиями с легким недоумением, пока он не протянул мне футляр с шахматами.
— Возьми его, Максим, — сказал он. — Теперь он твой.
Я застыл, не в силах поверить своим ушам. Этот набор был самым ценным сокровищем в коллекции дедушки. Я помнил, как часами он рассказывал мне историю появления этого шедевра.
— Но дедушка… — начал я, но он прервал меня жестом.
— Ты заслужил его, Максим. И, кто знает, может быть, однажды он принесет тебе удачу в игре посерьезнее, чем эта. Помни, жизнь мало чем отличается от шахмат.
Я принял футляр, чувствуя его тяжесть не только в руках, но и в сердце. Это был не просто подарок — это было наследие, передача опыта и мудрости. Очень серьезный шаг со стороны старших родственников, особенно в отношении незаконнорожденного.
— Спасибо, — прошептал я, не в силах выразить всю глубину своей благодарности. — За все эти годы. Спасибо.
Бабушка подошла к нам и положила руку мне на плечо.
— Помни, Максим, — сказала она, — что бы ни случилось в столице, здесь всегда будет твой дом, в который ты можешь вернуться. Здесь всегда будут тебе рады.
Несмотря на все годы строгости и дисциплины, я знал, что они любят меня. И сейчас, в момент прощания, эта любовь ощущалась особенно остро.
Время пролетело очень быстро. Я собирал вещи, прощался с привычными местами, пытался уместить восемнадцать лет жизни в нескольких чемоданах. И вот настал день отъезда.
Утро выдалось пасмурным. Мы стояли на перроне — я, дедушка, и несколько слуг, помогавших с багажом. Бабушка решила попрощаться дома, сказав, что не любит вокзалы.
Поезд, ожидавший нас, был настоящим произведением искусства. Его корпус, выкрашенный в глубокий синий цвет, украшали золотые узоры. Окна были обрамлены резными деревянными панелями, а дверные ручки сверкали, словно только что отполированные. Паровоз, стоявший во главе состава, был огромен — его труба уходила высоко в небо, выпуская клубы дыма, которые причудливо извивались в воздухе.
Я никогда ничего подобного не видел и в то же время не мог не отметить, что поезд все же отличается от тех воспоминаний, что у меня были из моей прошлой жизни. Все же здесь, благодаря магии, развитие техники пошло другим путем и это сказалось на многом.
Рядом со мной стояла Мила, моя личная служанка. За эти годы она превратилась в настоящую красавицу. Ее светлые волосы были аккуратно уложены в сложную прическу, а большие глаза внимательно осматривали территорию. Даже в простой форме служанки она выглядела изящно и грациозно. Я подумал, что если бы одеть ее в роскошное платье, она могла бы легко затмить любую аристократку.